Я только хочу сказать, что очень довольна. Меня не покидает ощущение какой-то правильности всего происходящего. Потому что вот она жизнь: с расстояниями, расставаниями, поражениями, но и с победами, преданностью и усилиями, которые обязательно будут вознаграждены.
А еще в жизни есть место флаффным хэдканонам, всяким милым моментам, определенно вдохновляющим меня на фички, чему-то, что заставляет сердце биться чуть быстрее, и, к сожалению, академическим обязанностям, которыми нельзя пренебрегать только потому, что чувствуешь себя удовлетворенным и хочешь обдумывать осенние bittersweet сюжеты.
х: почему ты выглядишь такой грустной? я: лицо у меня такое.
но на самом деле я думала о пищековски и о том, что лето заканчивается, но надеялась, что всё это #очень_больно #до_свидания не так явно отражается на моем лице
Всё хорошо, но летние вечера во второй половине августа лучше всего. Еще не осень, но уже не совсем лето. За полтора месяца успеваешь восстановиться после университета, повидать всех друзей, отдохнуть как следует, и как раз в августе находится время для важного: для себя и для семьи. Августовские вечера нежаркие, свежие, наполовину принадлежащие осени. Со свой прохладой, золотым закатным светом, долгими велосипедными прогулками и всякими безумными вещами, на которые брат подбивает меня «на слабо». С луной в бедном бесцветном небе, медленно загорающимися фонарями, темнотой и холодными пальцами ветра, забирающимися под рубашку. С усталостью, которая не сковывает тело, но медленно по нему растекается, с ленивой болтовней, с единственным, светящимся, словно маяк, окном, за которым мама ждет, приготовив пирог на ужин. В такие вечера мне снова двенадцать — не больше и не меньше.
Ездила в Харьков #1. Любовалась украинской августовской ночью — чудесной, с глубоким бархатным небом и звездами, слушала Moby три часа подряд, каталась на метро (привет Кортасару и его «Записям в блокноте»), дважды заблудилась и донимала прохожих, слушала комплименты от сотрудников консульства. Гуляла по брусчатке, сделав трудный выбор, ела пироги в «Тестовъ», смотрела парад, читала в новом сквере, любовалась архитектурой — дореволюционной, сталинским ампиром и чудесными современными репликами, покупала лакричные карамельки, а потом не хватило денег на обратный билет. Блуждала по узким улочками вокруг главной площади, нашла интересный книжный магазин, но отдать все деньги в обмен на книги не смогла из-за отсутствия электричества, поэтому см. предыдущий пункт А во время обратной дороги не могла отвести взгляд от полей подсолнухов.
Ездила в Харьков #2. Взяла с собой Агату :3 На этот раз любовалась рассветом, разделила с Агатой мамин шоколадно-грушевый пирог на завтрак и четыре часа разговоров в поезде. Агата боялась метро, а я боялась, что снова заблужусь и опоздаю за визой, но все обошлось благополучно. Мы бродили по городу, не сверяясь с картой, спасались от жары у фонтанов, рядом с памятником академика Бекетова объясняли харьковчанке, как найти нужное ей здание, искали на табличках предка Агаты — одного из архитекторов города, а нашли небольшой кусочек милой моему сердцу Варшавы в самом центре города, любовались памятником Шевченко и граффити с портретом Леонида Быкова и спешили на вокзал, чтобы успеть на поезд. А потом разразилась гроза, и я смотрела, как розовые трезубцы молний разрезали облака. А потом пришла ночь и мама забрала нас с вокзала, и я задремала на заднем сидении и почти не смотрела на чудесные серые ночные облака.
Оба раза чудесно провела время. Люблю эти ежегодные августовские путешествия длиной в один день :3
Сегодня я виделась с Андреем. Мы знакомы тысячу лет, но встречаемся крайне редко, обычно во время рождественских, пасхальных и летних каникулах, когда я ненадолго приезжаю домой провести время с семьей и, собственно, повидать старых друзей. Забавно поддерживать с кем-то отношения формата «2-3 встречи в год»: сразу замечаешь, как сильно люди меняются внешне, но часто не можешь отследить, насколько они изменились внутри. Андрей, к примеру, за последние полгода стал выше, отпустил бороду и теперь выглядит совсем взрослым. И я тоже, вероятно, изменилась: ношу широкополые шляпы и шуршащие юбки, взвивающиеся колоколом от ветра, и сияю полными курагинскими плечами. Летом, впрочем, все девушки выглядят хорошо, и это не моя заслуга. И я, и он выглядели здоровыми и счастливыми, что было редким, а казалось и вовсе невозможным в лицейские годы, когда мы познакомились и подружились.
Встретившись вечером жаркого августовского дня, мы болтали, бродя в тени кленов и тополей главного проспекта. Не переставая смеяться, разговаривали и пробовали новые острые блюда в уютном китайском ресторане. И когда гуляли по набережной и любовались рекой (и ловили покемонов : D), тоже обсуждали все на свете — от того, как я справляюсь с жизнью в Люблине, как мы скучаем вдали от прекрасного Днепра и как Андрей справляется со своей работой в Харькове, и до сериалов, фэндомов и отп. И в наших разговорах не было неприятных заминок, неловких пауз и осторожно-судорожного поиска общих тем. Медленной и широкой рекой, совсем как сияющий золотом в лучах заката Днепр у наших ног, беседа вела нас сама от темы к теме, поэтому я пришла к выводу, что этот незнакомец, которого я бы едва узнала на улице, все тот же парень, с которым мы каждый день вместе ходили в столовую, скучающе переглядывались на послеобеденных занятиях, непрестанно жаловались на учителей и переписывали у Даши уравнения по химии.
Широко улыбаясь, я думала том, что ценю прежде всего людей, с которыми можно поговорить. О мелочах, как с Андреем, о том, что меня беспокоит, как с Агатой, о том, что желает счастливой, как с Ив, о жизненных планах, как с Дашей. И еще думала о том, что я ценю Андрея в частности и всех моих замечательных друзей в целом. Андрея, к примеру, не только потому, что он классный. И не только потому, что дружить с парнем без постоянных напоминаний no hetero! вообще очень клёво. Но потому, что за последние четыре года наша дружба практически не изменилась. И рядом с ним я всегда чувствую себя снова пятнадцатилетней. Полной энергии, еще не до конца отшлифованной культурой, отважной и безрассудной, насмешливой, неудачливой, но открытой миру. Почему-то очень счастливой, хотя и не припоминаю, чтобы, будучи подростком, одновременно была счастлива.
Даша, Андрей, я и те безумные вещи, которые мы делали вместе в лицее, — навсегда одно из моих лучших воспоминаний о не слишком хорошем подростковом периоде. Когда я приезжаю в родной город, я всегда стараюсь повидаться с ними, потому что эти люди помогают мне вернуться ощущение чего-то утраченного и позволяют почувствовать себя счастливой и умиротворенной. The School Friends Gang, старые добрые времена, совместные, приукрашенные сентиментальностью воспоминания, все такое. Меня чаще делают счастливой места (и всякие мелочи вроде солнечной погоды или нового, удачного выбранного сорта кофе), но в этом случае важнее не где, а с кем :333
Здравствуйте :3 Решительным образом приняла решительное решение писать время от времени в дневник и гордо называть это терапией. И еще мне хочется читать эти записи тоскливой осенью, промозглой зимой и безрадостной весной и вспоминать, как я была счастлива летом.
Вчера, когда я приехала, Люблин был весь в нетающем снегу, а на безоблачном небе сияло солнце. Я не узнавала его в этом новом белом платье, только щурилась из-за яркого света: город стал каким-то другим, новым и чужим. Даже люди заговорили по-другому, протяжно растягивая гласные и добавляя носовые звуки к окончаниям. Ясное дело, мне ничего не оставалось, как упасть в кровать и проспать двенадцать часов.
Зато утром меня раньше будильника разбудили звуки сползающих с крыши балкона капель: ночью стало теплее, начался дождь, в низинах поднялся туман, а белоснежный снег превратился в слякоть. Вот такой Люблин я знаю, вот такой Люблин я люблю. Не нужна нам ваша хорошая погода, в этом городе мы хотим дождливую осень длиной в семь месяцев!
Так как третью пару отменили, на пятую мне идти было не нужно, а четвертую ждать не захотелось, я обошла пол-города, побывав в любимом книжном, в кинотеатре и закусочной, а потом радостно шлепала домой пешком в моих рыбацких сапогах.
«Мне здесь было не место. [...] Я не рождён для жизни на вольных просторах холмов. Я поеду в Вашингтон. Я учёный, картограф, я нужен там. [...] Мне бы нипочем не выдержать такой жизни: они ничегошеньки не знают о мире как он есть, довольствуются лишь его эхом».
Эта история о любви. О науке. И о любви к науке тоже. Об одиночестве, о ребёнке, который не боится смерти, о взрослых, которые боятся жизни. О невосполнимых потерях, проводящих линии на песке между самыми близкими людьми, о роли размышлений в одиночестве и разговоров по душам, об остром желании понять другого человека и о невозможности понять даже себя, опираясь на сомнительные интерпретации данных, полученные измерительными приборами наших органов чувств. Но, прежде всего, эта история о любви. И о науке.
Главный герой Текумсе Воробей Спивет является очень приятным рассказчиком, на которого определённо можно положиться. Кажется. Наверное. Т.В. — картограф (употребляю этот термин за неимением более подходящего). Он рисует карты. Не только привычные нам географические, геологические или климатические, но и такие, какие точнее было бы назвать схемами или даже иллюстрациями («в синих блокнотах, аккуратно выстроенных на полке у южной стене спальни и зарезервированных под „Схемы того, как люди что-нибудь делают“»). Т.В., с его «эмпирическим, гумбольдтианским характером», способен с невероятной точность регистрировать все происходящие вокруг события... но часто не способен их правильно интерпретировать. Наибольшие трудности он испытывает с поведением других людей, в особенности своей семьи. Он старательно сверяет выражения лиц с диаграммами двигательных единиц Экмана, но это не слушком, в сумме, ему помогает. Особая ироничность заключена в том, что сам Т.В. этого не осознаёт, полностью полагаясь на свой эмпирический способ познания. На этом и завязан несколько сентиментальный, но весьма трогательный основной конфликт. Однако проблематика книги сосредоточена не только на универсальных проблемах. Любимый русскоязычной традицией приём «роман в романе» отправляет читателей в прошлое, меняя время, но не место. Такое перемещение позволяет прожектору сюжета переместиться и осветить негативные стороны научного общества, концентрируясь на чрезвычайно актуальной — как пару веков назад, так и нынче — проблеме дискриминации.
Книга проникнута духом платоновской философии. Взять хотя бы повторяющийся и дважды находящий выражения в словах мотив размышлений Т.В. о природе знаний («Быть может, мы вообще рождаемся, зная все? Каждый склон каждого холма, каждый изгиб каждой речки, каждую отмель, каждый бурун и быстрину острокаменных перекатов и стеклянный покой каждой стоячей заводи? Заранее знаем радиальный узор радужной оболочки каждого человека на земле, разбегающуюся сеть морщинок на челе каждого старика, ребристые завитки отпечатков пальцев, контуры изгородей, лужаек и цветочных клумб, кружево дорожек, лабиринты улиц, пышноцветье дорожных развилок и скоростных магистралей, звёзд и планет, сверхновых и далёких галактик – ужели мы заранее знаем все, но не имеем механизмов, чтобы сознательно, по своей воле, вызывать это знание?») Разве это не превосходное практическое приложение идеи «чистого бытия»? Множество других отсылок и намёков разбросано по всей истории. Незадолго до окончания Т.В. упоминает ученика Сократа в связи с его знаменитой пещерой, а последним предложением романа символично становится «Я толкнул дверь и шагнул на свет». Те, кто стойко перенёс развязку семейного конфликта, могут начитать рыдать здесь. У весьма старомодного — но так необходимого в наши дни специализации и тоннельного зрения! — понимание науки тоже древнегреческие корни. «Ученичество у человека энциклопедических знаний заставило Эмму видеть в науке не столько набор дисциплин, среди которых надо выбрать себе поле деятельности, сколько цельную, проникающую в каждую частицу твоего существа систему взглядов на мир». Прекрасное определение!
И не забыла ли я упомянуть тайные общества? Жизнеспособность и воспроизводимость! Или восхитительное путешествие в одиночку через всю страну? Его-то я ведь не забыла? А драки и погони! Приключения в выверенной пропорции с размышлениями делают историю притягательной и для детей (а не только для скучных взрослых, везде выискивающих архетипы и идеи своих любимых философов). Помимо сюжета, книга необычна и интересна своим оформление — страницы так и пестрят шедеврами главного героя: картами и схемами, рисунками и набросками, которые, как мне кажется, способны разбудить интерес к творческому познанию даже у самых далёких от науки детей. Кроме всех перечисленных достоинств, книга обладает великолепной экранизацией. Сюжетные акценты там несколько смещены, но основная идея в процессе перекодирования не потерялась, как это часто бывает, но выкристаллизовалась, став ярче, понятнее, доступнее. Для каждого просмотр блестяще адаптированной истории будет восхитительным, но еще и исключительно ценным читательским приключением.
Во время чтения и рецензирования у меня не раз возникал вопрос: эта книга написана для детей или для взрослых? И ответ таков: вероятно, она, как и любая другая по-настоящему хорошая книга, представляет собой сложную многослойную мозаику, которая складывается в картину для читателя любого поколения. Разные ли это картины? Возможно. Проверить это можно только эмпирическим путем.
Я не буду прятать то, что так старательно скрывали герои романа в своих картах и рукописях, и завершу этот текст одним словом. Л е й т о н.
«Растущая луна. Рассерженная кошка. Перо на ветру. Наступает осень. Умирает трава. [...] Такие минуты редки, такие минуты быстротечны, но всегда ярко светят нам, если сумеешь их поймать, измерить, сохранить, и потом, в тяжелые времена, возвращаешься к ним там, в светлых чертогах памяти, на фоне языков пламени».
«Ночь в тоскливом октябре» — лучшая книга для чтения в октябре. Да и когда-либо вообще. Я так нежно ее люблю, как не любила ни одну книгу, прочитанную в более-менее взрослом возрасте. Я перечитываю ее каждый октябрь несколько раз подряд, день за днем, глава за главой или залпом за несколько часов, утром за чаем, в автобусе, за едой между занятий и под одеялом, засыпая.
Тут и Джек-с-фонарём (Джек Потрошитель? Джек-из-Тени?), и сумасшедшая ведьма Джил ему в пару, и добрый доктор Франкенштейн, и медленно спивающийся в английском пригороде Григорий Распутин, и Великий Детектив, разумеется, со спутником, и граф Дракула, и американский оборотень Ларри Тальбот (с которым потом можно встретиться с паре старых фильмов и в рассказах Нила Геймана), и таинственный друид с лунным серпом, и презабавная отсылка к убийцам Уильяму Берку и Уильяму Хею.
И, конечно же, Лавкрафт. С его неведомый Кадатом, Утларом, иконой Альхазреда и программным пробуждением Древних
А еще октябрь, терпкий, яркий, полный особой мистики октябрь Брэдбери и «создателей многих старых фильмов».
Но главный герой истории — это сам читатель. Это он не спеша расследуют интригу, приоткрывает завесу тайны Игры, разгадывает авторские загадки, любуется реминисценциями и расшифровывает аллюзии. Ведомый американским Вергилием сквозь дымный и туманный октябрь, читатель становится Игроком и в конце стоит в полукруге наравне с героями из бумаги и чернил, предварительно выбирая сторону, обмениваясь информацией и тщательно готовясь к решающей ночи.
Я могу сколько угодно не любить литературу постмодернизма в целом, но следует восхвалить факт ее существования хотя бы потому, что существуют такие книги, как «Ночь в тоскливом октябре».
Сегодня чудесный день. Впрочем, первого октября всегда чудесный день. Праздничная месса была замечательной. Как величественно звучал орган! Как пел хор! Как падал на лица свет из высоких стрельчатых окон! И чтения все целом тоже были ничего: особенно хороша была та патетическая часть из Евангелия от Луки про избранных учеников. А потом оказалось, что до трех ректорские часы, а после трех у меня нет занятий. Так что мы с Вероникой, воспользовавшись прекрасной погодой, отправились прогуляться.
И я наконец-то отдала ключ. Еще один камень благополучно свалился.
И еще мы зашли в книжный. И оказалось, что супернова перезапустила серию книг о ведьмаке! Классное издание, пусть и в мягких обложках. А так как сейчас начало месяца, и деньги еще остались... Opłakane skutki Надеюсь, мне понравится в достаточной степени, чтобы купить остальные пять книг и собрать их вместе на книжной полке. В любом случае, это непередаваемое чувство, когда ты читаешь оригинал книги без словаря *__*
Дилемма «ехать волонтером во Львов на месяц vs. проспать весь сентябрь дома», порядком отравлявшая мне пребывание в горах, разрешилась самым неожиданным образом — сообщением от Сюзанны, примерное содержание которого сводилось к вопросу, удастся ли мне приехать в западную столицу на неделю-две. Встречный вопрос — а удастся мне через неделю без последствий уехать, потому что на месяц я остаться не могу, — вызвал некоторое недоумение и спровоцировал дискуссию, полную моими горестными возгласами.
Только я могу перепутать два разных проекта: трехдневную конференцию и волонтариат длиною в месяц! Очень надеюсь, что в этот раз моя рассеянность обойдется без последствий. В любом случае, я уже зарегистрировалась в качестве участника Конгресса культуры восточного партнерства (пафосъ!), купила билеты во Львов и обратно, упаковала миллион лекарственных средств в соответствующие несессеры (помимо прочих развлечений, Сюзанну ждет незабываемый аттракцион «Глазные капли и нервный человек со странными рефлексами»), спланировала пешеходные маршруты и экскурсии на те два свободных от семинаров дня, которые у нас будут для исследования Львова, нашла лучшие львовские пивоварни, распечатала карту со всеми книжными магазинами в центре города и прожужжала Сюзанне все уши чудесной практикой разговорного украинского, которая непременно нас ожидает. И еще львовский кофе! И шоколад! И старые трамваи! И букинистические распродажи! Три Мітли! Видавництво Старого Лева! Криївка!
Необходимость выбора профиля — единственная вещь, что омрачает мой незамутненный восторг. Как прикажете выбирать между такими темами, как "Страх и надежда в современной культуре" и "Искусство как провокатор изменений"? И "Культурная политика и экономика культуры"? И "Кризис европейских ценностей"? И хотя я все больше склоняюсь к первому варианту, монетку бросать все-таки придется.
И еще я немного беспокоюсь из-за того, что придется жить в хостеле и активно общаться с толпой незнакомых людей, но желание увидеть Львов, Сюзанну, Монику и остальных выталкивает меня из гнезда покрывал и подушек, окруженного чашками и проводами, навстречу неизведанному.
— Это несправедливо. Все знают, что в академической среде до сих пор отдается предпочтение мужчинам. Особенно в такой до мозга костей патриархальной стране, как Польша. Но, черт возьми, почему большинство преподавателей-мужчин поддерживают мои амбиции, стараются помогать и мотивировать, а среди женщин встречаются вот такие кадры? Где же пресловутая женская солидарность?!
— Мужчины видят в тебе юную чистую душу, открытую к познанию, что сейчас, кстати, очень редкое явление. Они восхищаются и готовы тебе помогать. А женщины (хочется сказать «бабы») видят в тебе язвительную интеллектуалку и побаиваются, вдруг ты окажешься умнее их. В чем я, кстати, не сомневаюсь. Мужчины вообще проще и лучше.
Да, это очень логичное объяснениеДа, это очень логичное объяснение тому ужасному повороту сюжета, следствием которого является единственная 4,5 в стройном ряду девятнадцати пятерок. Я набрала 140 баллов из 150, написав "лучшую работу на все восемь направлений", но это все равно не повод поставить мне пять, правильно? Я вообще считаю, преподавателей, которые не ставят высший балл из принципа, следует лишать научной степени и отправлять на отдаленные острова. И да, я очень расстроена таким поведением. Средний балл за семестр, равный 5,0, невероятно порадовал бы такого перфекциониста, как я. 4,975. Это меня убивает.
Не то чтобы я вижу их отношения именно так, да и вообще, ясчитаю, что нет там никаких отношений, взять хотя бы разговор Фрэнсиса и Ричарда о близнецах, но фигура Генри такая восхитительно пугающая и каноничная одновременно. Именно так и должен выглядеть в том случае, если бы Донне Тартт захотелось добавить еще немного магического реализма.
Что занимательно, у меня редко получается писать о действительно важных вещах. Зато спонтанно, но подробно записывать впечатления, оригинальность или хотя бы необычность которых весьма сомнительна, я всегда могу. Мой рукописный дневник полнится обрывками описаний света, цветов, блюд, оттенков чувств и запахов. И хотя через пару лет любые записи станут абсолютно нечитаемыми, меня все равно беспокоит тот факт, что в отношении любого значимого события я могу полагаться только на память, которая благодаря одиннадцати годам, проведенным в разных школах, гимназиях и лицеях, полна мешаниной разнообразных незначительных фактов.
Неделю за неделей пытаясь описать город, где я оставила свое сердце (тут явный недостаток пафоса в крови), я добилась ровно такого же успеха, как и Данаидами в наполнении своей бочки. Пробы записать свои переживания по поводу динамики важных для меня отношений всегда обречены на неудачу. Ну, а так как последний месяц был преисполнен эпохальных для моей короткой жизни событий, осмысленных записей, ясное дело, нет. Но я пыталась. Правда, пыталась описать выпускные экзамены, бессмысленно-бесконечные репетиции в театре, последний последний звонок и выпускной, очень важный языковый экзамен и менее важные экзамены ВНО по украинскому языку, литературе и математике, но скорбная судьба этих записей, полагаю, не будет для вас сюрпризом.
Но теперь лето, и так как ничего важного в ближайшее время не предвидится, я, вероятно, буду относительно регулярно писать о поразивших мое воображения солнечных зайчиках и продолжать сравнивать стихотворения Томаса Стернза Элиота с несимметричными комодами, вызывающими в душе одновременно и острое чувство отчаянья, и яркую радость обретения сокровища.
Лето открывает предо мною свои двери — и я совершенно точно знаю, чем занять освободившееся время. Это (в основном!) художественная литература — те двести пятьдесят книг, которые я ужасно давно и ужасно сильно хочу прочитать, и литература нехудожественная, которую хочется читать еще больше, и радости кинематографа, и кулинария, и забота о саде на подоконниках, которому, кстати, давно пора переехать на балкон, верховая езда и планомерное достижение прогресса в освоении иностранных языков. И сон. Мне нужно вернуть Никте и Морфею все то, что я задолжала за четыре последних года. Сомнительно, что в оставшиеся три с половиной месяца каникул мне удастся это уместить, но я буду прилагать усилия.